В Новгородской области поисковую работу проводит поисковая экспедиция «Долина» памяти Николая Ивановича Орлова.
Кто этот человек, памяти которого назвали поисковую экспедицию? Чем он заслужил такое уважение? Может быть ветеран Великой Отечественной войны или Герой Советского Союза? Оказывается, нет.
Он был простым человеком, наверно, правильнее сказать, человеком - патриотом с большой буквы. Н.И. Орлов был разносторонним талантливым, глубоко интеллигентным человеком, самодеятельный поэт и художник, он всю свою жизнь посвятил исследованию военных памятников северо-запада Новгородской области.
Председатель совета командиров поисковой экспедиции «Долина» памяти Н. И. Орлова С.Н. Флюгов как-то сказал: «Николай Иванович был отцом поискового движения на новгородчине, он был поисковиком от бога».
В 1946 г. семья Орловых вернулась в Мясной Бор.
Н.И. Орлов - "комендант Долины смерти" |
Из воспоминаний Н.И. Орлова:
«После войны мне удалось вернуться домой из эвакуации очень быстро.
По пути домой я увидел всю картину тех лет: взорванные мосты, путепроводы, временно сколоченные деревянные мосты, разрушенные станции. Все это было в руинах. На всю жизнь мне запомнился проезд от Чудова до станции Мясной Бор. Буквально все леса, начиная от Чудова до станции Мясной Бор, были уничтожены. Особенно страшная картина была в районе д. Спасской Полисти. Из окна вагона были даже видны останки погибших воинов, стояли сгоревшие танки. Ни одной целой деревни, ни одной вокзальной постройки не было видно вокруг. Кое-где были сколочены сарайчики.
Когда я приехал в Мясной Бор, куда отца назначили дорожным мастером, то я увидел, то же самое. Люди жили в землянках. Часть из них уцелела в советском тылу, часть вернулась из тыла немецкого. Сама станция Мясной Бор представляла собой две стрелочные будки, немецкий барак, вывезенный из лесу, в котором жили семьи железнодорожников - вот и все. На станции лежал разбитый эшелон, валялся кверху колесами паровоз, и я сразу на второй день заметил всюду видневшиеся надписи: «Мины». А когда ветер дул со стороны леса, с запада, до нас долетал сладковатый и страшный запах разложения.
Я уже знал, что место, находящееся неподалеку от Мясного Бора, километрах в двух на запад, называется Долиной смерти.
В леса эти никто не ходил тогда, кроме военных, боялись мин. Правда, была еще одна тропиночка, по которой можно было пройти, женщины ходили по ней в лес за ягодами. Однажды мать сказала мне: «Пойдем в лес, поможешь мне собирать ягоды». И вот я первый раз пошел с матерью на болото...
Трудно представить кому-нибудь сейчас этот путь. Идти надо было по узкой тропе, которая вела через болото. Вокруг была натянута колючая проволока - здесь прошли саперы. Кругом виднелись желтые таблички с черным черепом и костями. Красной краской на них было написано: «Мины, мины, мины». Неподалеку от станции Мясной Бор проходил передний край. Он так и стоял здесь почти неподвижно с 1942 по 1944 гг. Около дороги стояли сожженные танки и наши, и немецкие. Их было очень много. По бывшей дороге до деревни Теремец-Курляндский стояло много разбитой немецкой техники. Стояли пушки, стояли машины. Все это было так продырявлено, что даже человеку невоенному было ясно - здесь шли жестокие бои.
Когда мы пришли на болото, я впервые увидел людей, погибших и незахороненных в сорок втором году. На болоте они сохранились так, как будто только вчера были убиты. В первом походе поразила такая деталь: мы шли с матерью по болоту, и, вдруг, я увидел лису. Она что-то ела. Когда я подошел и отогнал лису, то увидел, что это «что-то» оказалось останками человека. Во мху я увидел останки старшего лейтенанта. На хорошо сохранившейся гимнастерке были целы петлицы, на которых алели три кубика. Над клапаном кармана торчала авторучка, и над ней был виден стрелковый значок. Я осторожно, палочкой, потрогал карман. Нитки, конечно, сгнили, и я увидел в кармане часы и еще какую-то черную пластмассовую отвинчивающуюся крышку. Когда я открутил ее, то увидел, что внутри лежит свернутая в тугой рулончик бумажка.
Так я впервые познакомился с «формой 4», или так называемым медальоном. На бланке вкладыше указывались фамилия, имя, отчество, место рождения, адрес семьи и группа крови. Это на случай тяжелого ранения, а, вообще-то, все данные медальона предназначались для того, чтобы опознать погибшего.
Я сейчас уже не помню фамилии старшего лейтенанта, но очень хорошо помню, что отец, бывший фронтовик, сказал: «Надо написать». Адрес хорошо сохранился. Уроженцем он был полтавским, но адрес матери был одесским. Написали туда письмо и через некоторое время получили ответ, что мать проживает в городе Кишиневе, в Молдавии. Впоследствии мы стали переписываться. Оказалось, что ее сын до войны учился в Академии художеств в Ленинграде и оттуда пошел на фронт, где и пропал без вести.
Вот так началось мое первое знакомство с Долиной смерти.
В один из следующих походов я сбился с дороги и попал нетуда. Эта тропинка сохранилась со времен войны и проходила от деревни Теремец-Курляндской прямо в Долину смерти. Идя по ней, я наткнулся на блиндажи переднего края. В них лежали совсем новые гранаты, патроны нерасстрелянные. Случайно вышел на минное поле. Осторожно прошел между минами, благо их было хорошо видно. Они были поставлены поверху, видимо, зимой.
После минного поля я вышел на «нейтралку», от которой и начиналась Долина смерти. То, что там увидел, поразило меня и осталось в памяти навсегда.
Прямо у дорожки лежал сбитый наш самолет У-2 и рядом останки двух летчиц. Документов у них не оказалось. Обмундирование было цело, целы были еще волосы, именно, по ним было видно, что это женщины. Самолет лежал прямо на «нейтралке», и вокруг него лежали останки сотен погибших. Все было перемешано: каски, подсумки, ботинки, ремни. Это была жуткая картина, я никогда в жизни не встречал ничего подобного. Думаю, что мне даже останки одного человека увидеть в лесу было бы страшно, а тут их лежали сотни...»
Так начинал свою поисковую деятельность Николай Иванович Орлов.